Цена за пачку "Мальборо" колебалась от 250 до 300 долларов. Прямая пропорциональная зависимость от спроса и предложения. Спрос стабильно обеспечивали потакавшие своим прихотям и дурным привычкам зажиточные арестанты. Предложение исходило от желавшей разбогатеть американской ВОХРы. Я категорически приветствовал милый моему сердцу симбиоз, свойственный острогам и зинданам всего прогрессивного человечества.
85% контрабанды попадало в Форт-Фикс через охранников. Еще 5% - в плохо просмотренной арестантской почте. Остальное - в анальных отверстиях, ротовых полостях и испорченных желудках заключенных после свиданок с родственниками и вольной братвой.
Без сомнения, табачная запрещенка занимала первое по популярности место у тюремных контрабандистов. Непочатый рынок и умопомрачительная прибыль - "убер аллес"!
Через полгода с начала отсидки до моих ушей дошел печальный слух. В течение нескольких недель вводился полный и окончательный запрет на курение - федеральные тюрьмы Америки становились "tobacco free". Источник разведанных (проверено электроникой) находился в ларьке - "коммиссарии". Работавшее там зэковское кулачье растрезвонило по компаунду, что новых завозов сигарет мальборо больше не предвидится. Меня охватило сверхдвойственное чувство.
Только за последнюю декаду я безуспешно бросал курить раз двадцать. Несмотря на научно-популярные страшилки, наличие мозгов и кашель по утрам, я упрямо холил свою давнишнюю слабость.
В 17 лет мне очень хотелось выглядеть взрослым. Самостоятельная поездка на "юг", в студенческий лагерь Ленинградского университета "Буревестник" обернулась многолетней пагубной привычкой.
В Форт-Фиксе заветная цибарка тоже давала мне многое - какую-никакую расслабуху, новые знакомства и даже легкий допинг для литературного творчества. Тринадцать глав "Тюремного романа" я произвел на свет с "Мальборо" в левой руке.
Заядлый табакокурильщик Трахтенберг особой силой воли до тюрьмы не отличался. Меня не брали ни гипноз, ни иглоукалывание, ни таблетки, ни пластыри. Посещения знахарей, колдунов и добрых волшебниц отбили окончательные остатки веры, в сверхъестественное, инопланетян и Лох-Несское чудовище.
Один из "контактеров с космосом", принимавший наивных глупцов на одиннадцатом Брайтоне, долго размахивал руками и заряжал меня антиникотиновой энергией. В качестве бонуса я получил "маячок привлекательности", привитый на животе рядом с Тем Самым Местом умелой рукой Мастера. Мелочь, но приятно.
Другой умелец, бостончанин по кличке Crazy Russian ("сумасшедший русский") обманывал страждущих на английском языке. Причем в массовом порядке и поточным методом. Участие в коллективном психозе стоило 200 долларов. Несмотря на все потуги, результат оставался нулевым: "А мой удел - катиться дальше вниз.." Как говорили американцы, я имел безуспешную и печальную историю борьбы с нездоровым пристрастием.
Поэтому, увидев в один прекрасный день эпохальный приказ, мое сердце растревожилось по полной программе. Грозный меморандум Герр Комендантена гласил: "Smoking is strictly prohibited", т.е. курение строго-престрого запрещалось. Сигареты мальборо приравнивались к наркотикам - ни больше, ни меньше!
За нарушение царской воли - наличие в шкафу одной-единственной папироски, полагалась не шуточная дисциплинарка с занесением в личное дело, а также карцер и лишение телефона - магазина - свиданий. Рецидив грозил автоматическим переводом на строгий режим. No questions asked.
После нервного и экстренного перекура с моим чернокожим ментором Луком-Франсуа Дювернье, в туалете третьего этажа, мы приняли безапелляционное и историческое решение, чтобы доказать самим себе и друг другу, что мы еще на что-то способны, мой друг и я бросали курить,расставаясь с традиционным Мальборо уже со следующего дня! Почти что за месяц до "часа Х"!
Сигаретные запасы Мальборо великодушно раздавались страждущим и тюремным побирушкам. Я был особенно человеколюбив, до конца не веря в свое чудесное превращение в "Homo Nuevo".
Больше всего радовались мои неугомонные родители. То, что не удалось им, получалось у Федерального Бюро по тюрьмам - из курильщика, алкоголика и "прочего" вылуплялся обновленный Трахтенберг! Мама пообещала поставить свечку в честь заботливой еврейской прокурорши Лэсли Кац. Я тоже планировал послать ей на Хануку открытку с большим пионерским "Thank you".
Все что ни делается, все - к лучшему! Нет худа без добра! Гад Блэсс Амэрыка! Гип-гип, ура-а-а-а-а!!! ( и т.д., и т.п.)
Через четыре дня после появления приказа, "коммиссария" распродала месячный запас табака. Как и положено, львиную долю остатков закупили работники ларька и приближенные к ним спекулянты-перекупщики. На антиникотиновом запрете планировали заработать все, кому не лень.
Продавцы в погонах вывесили на окошке до боли знакомое с советского детства объявление - sold out. У курильщиков начиналась новая жизнь - подпольная и полная опасных опасностей. У дуболомов прибавлялось работы и "оувертайма" - камеры обыскивали, а нас ощупывали практически через день. Народная тропа к карцеру - SHU не только не зарастала, но превращалась в широкий хайвей.
Несмотря на карательные акции зольдатен, узники продолжали активно дымить.
С закрытием официальных курилок - уличных беседок "газибо", братва перебралась в отрядные "дальняки". Рядом с ватерклозетами устраивались хитроумные заставы в три слоя - у ментовского офиса, на лестнице и в коридоре. В девяти случаях из десяти курильщики избегали тюремных инквизиторов. Унюхав сладковатый Мальборо или марихуанный дым, дуболомы нервничали, но ничего поделать не могли. Оказаться одновременно в восьми отрядных сортирах им не удавалось при всем желании.
Вместо стационарных электрозажигалок, намертво прикрепленных к бывшим "местам для курения", в ход пошел самопал. Поскольку никакие "ВIC"-и или простые спички в ларьке не продавались даже в лучшее времена, местные Кулибины придумали компактный чудо-аппарат. Шарашка forever!
Устройство состояло из "дабл эй" батарейки с зачищенными контактами на обеих ее полюсах и тонюсенькой полоской фольги из-под все тех же многострадальных Marlboro и Newport. Двухсантиметровая "спиралька" умело зажималась прокуренными пальцами в свободных от изоляции точках батарейки. Ровно на пять секунд фольга загоралась ярко-оранжевым цветом.
Время пошло!
Зэк осторожно тыкал в "зажигалочку" аккуратно зажатую в зубах самокрутку и в случае удачи жадно затягивался. Чаще процесс добывания огня повторялся по несколько раз. Спиралька то слишком быстро прогорала, то обламывалась под давлением, то неприятно обжигала пальцы курильщика.
Меня лично "зажигалка Ильича" так ни разу и не послушалась, несмотря на упорные этнографические потуги моих "умелых рук". С криком "блядь" я бросал раскаленную батарейку на потрескавшийся и в мочевых разводах кафельный пол, а уже через секунду смущенно разводил руками.
Якшавшиеся со мной жиганы (особенно соратники по тяжелой атлетике), постепенно привыкали к русскому мату, время от времени обрушивавшемуся на их закаленные уши. Изящная и звонкая славянская нецензурщина производила на моих монструозных соседей неизгладимое впечатление, хотя и терялась в переводе. Задорное русское "охуительно", "пиздец", и "ёбанный в рот" приходилось переводить тупым английский словосочетанием "fucking shit".
В отличие от меня табачные оптовики и контрабандисты матом не ругались, а обладали хладнокровием истинных арийцев. Особенно, шедшие на огромный риск менты. Попавшие с поличным фартовые надзиратели получали солидный срок - "система" предателей не жаловала и отвешивала пиздюлей так, чтобы не показалось мало.
Оборотней ловили либо на "живца", либо при выборочной проверке на супер-дупер проходной. Исправительные работнички являлись на государеву службу с рюкзачками, переносными холодильниками и прочими американскими котомками. При большом желании охочие до зэковских денег калики перехожие могли захавать на себе не только персональные коммуникаторы Blackberry, но и бутылку коньяку "Hennesy" ($800) на пару с полукилограммовыми пакетами с креатином - пищевой добавкой для состоятельных физкультурников.
С периодичностью раз в полгода лягавые плейшнеры клевали на провокаторов. Беспринципный плебс даже в тюрьме умудрялся участвовать в прокурорско-ФБРовских "Зарницах" и подставлял своих же собственных благодетелей. Well, nothing is new… … В один из очаровательных февральских вечерков (пурга и пронизывающий ветер с Атлантики) по "компаунду" со скоростью света пронесся очередной слух. В карцер загремел тридцатилетний наркоторговец с классическим именем Джон, до отсидки проживавший в забытом богом захолустье в Теннесси. Типичный "hillbilly" - деревенщина и лапоть одним словом - "Билли с холмов"…
В Форт-Фиксе "Х..й-с-Горы" уютно устроился при прачечной и приторговывал левыми тишортиками и носками. Белые майки-некондиции с "дырочкой в левом боку" уходили по стабильной цене - три штуки за пять "мэков". В "коммиссарии" абсолютно такие же продавались в три раза дороже.
Безразмерные белые хэбэшные трубки-чулки без пяток и с грубым швом на пальцах стоили "две пары на доллар", т.е. одну тюремную у.е. Дырки на псевдоносках появлялись уже после нескольких носок. Поэтому в "лавке" Джона клиенты не переводились никогда, а я был в их первых рядах.
Подпольная торговля заканчивалась почти всегда печально. Рано или поздно тюремные предприниматели попадали в "дырку" - трехэтажные казематы, построенные по последнему слову пенитенциарной мысли. В силу этого о Джоне посудачили, погоревали, но вскоре забыли. "Сик транзит глория мунди"…
Информационная Хиросима случилась ровно через неделю после пропажи Джона. Агенты службы внутренней безопасности, ФБР и армейская полиция с соседней авиабазы прихватили с поличным зав. тюремным складом и прачечной ветерана Форт-Фикса исправительного офицера Симпсона.
Чернокожий мусор виделся мне живым воплощением исчадия ада, как внутренне, так и внешне. Гоголевский кузнец Вакула мог бы легко использовать его в качестве образцово-показательного натурщика. Слегка курносому баклажану с черепом микроцефала и длинными ресницами а lа Элизабет Тейлор не хватало совсем малого: рогов, копыт и хвоста.
Таким же дьявольским и "vicious" был и у ВОХРовца его характер. Гандонистый охранник придирался к зэкам налево и направо, а за малейшую провинность (или оговорку при получения белья) отправлял народ в карцер (Special Housing Unit). Братва его ненавидела и старалась держаться от Симпсона подальше.
Однако внешность старого служаки оказалась обманчивой. Про подобное "инквиторское" прикрытие я уже слышал не раз: с одной стороны дуболом злобствовал, с другой - выступал в роли контрабандиста. В конце концов даже сам М.М. Исаев работал штандартенфюрером!
Для меня сообщения по филадельфийскому ТВ-каналу и местным радиостанциям звучали неправдоподобно. Симпсон попался при передаче связному зэку трех блоков сигарет Мальборо и двух мобильников. Несмотря на факты в двухствольчатость дуболома верилось с трудом - уж больно он был грозен.
На этот раз администрация зоны явно сработала не до конца - телевизоры по-предательски показывали то группу захвата, то Симпсона в наручниках, то пресс-конференцию прокурора, то компромат, а то и стены родной каталажки.
Над главным офисом Форт-Фикса гордо реяли звездно-полосатый флаг США и белый, с орлом, низвергающим стрелы - стяг Федерального Бюро по тюрьмам.
Обычно при подобных ЧП и хипишах-забастовках телевидение отключали на несколько дней. Подозрительные газеты перехватывались в mail-room. Цензоры особенно тщательно просматривали поступающую почту на предмет информационной контрабанды. Телефоны не работали. Каторжане абсолютно по-советски были вынуждены переключаться на "радиоголоса".
Из-за более чем близкого соседства с военным аэродромом эфир не глушили. Обладатели приемников-"вокменов" превращались в добровольных сейфуль-мулюковых и зориных.
Политинформатор-глаштатый передавал по цепочке свежие новости, перемешанные с собственными комментариями. В результате получался классический "испорченный телефончик" - жуткий коктейль из правды и домыслов. Постепенно разрозненные кусочки информации складывались в единую и безрадостную для тюремного ведомство картину. Гадкий оппортунист Р. Симпосн опозорил честь мундира "исправительного офицера", вступив в преступную связь с зэками из прачечной.
Главным свидетелем обвинения выступал мой знакомец и корабейник Джон-"Хиллбилли", проработавший на Симпсона года три. По всему выходило, что зэк ушел в "дырку" не за носочки-маечки, а под защиту администрации. Такие вот дела наши печальные…
Помогая следствию он, в первую очередь, помогал себе: "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". За участие в спецоперации запись разговоров со своим продажным боссом, Джон и ему подобная шушера, значительно сокращала свою отсидку.
Как только "Зарница" заканчивалась и гандон был использован по назначению, начальник тюрьмы высылал судье представление о досрочном освобождении своего клеврета. Сексот-живец "откидывался" на волю, а снабженец в погонах, делавший для нас в общем-то хорошее дело, попадал на нары. Свято место пусто не бывает.
Вслед за корыстолюбивыми дуболомами и их сообщниками по "Системе", в карцер (а потом в суды-пересуды) отправлялись и участвовавшие в сговоре жиганы. Лес рубят-щепки летят: беспринципные павлики морозовы сдавали по цепочке не только ментов-контрабандистов, а также оптовиков и ритейлеров из своего же сословия.
Уцелевшие в чистках предприниматели-антрепренеры затаивались только на время. Вместо сгинувших в зинданах товарищей и конкурентов, в бой вступали новые мальчиши-кибальчиши и мараты казеи.
На время следствия и карательных акций "дорога жизни" поддерживалась за счет складских запасов в зэковских "нычках". Не по назначению использовались и арестантские анусы - свиданки в "visiting room" приобретали особую ценность…
Через парочку месяцев ситуация устаканивалась. Взлетавшие на время цены на контрабандные услуги возвращались на круги своя. После периода относительного затишья, вызванного ментовским дефолтом, рынок внутри зоны волшебным образом самовостанавливался, как желудочная флора после тетрациклинового дисбактериоза.
Народ закуривал с новой силой, хотя на мой непросвещенный взгляд заветные самокрутки стоили уже и так бешеных денег. На поддержание никотиновых штанов требовались либо солидные вливания "извне", либо тюремное трудовое рабство, либо сказочное везение в картах. У меня лично от острожной арифметики, как и в песне Клавдии Ивановны Шульженко "ах, как кружится голова…".
Пачка "Мальборо" или "Ньюпорт" стоимостью под 300 баксов являлась лишь исходным сырьевым материалом. Сигарету за 15 долларов штука могли позволить себе только местные гарун-аль-рашиды, преимущественно итальянского и уолл-стритовского происхождения. Демосу требовался табачок попроще.
Из стандартной сигареты Мальборо (обычной, а не kings size) выходило три-четыре самокрутки. Два тонюсеньких самопала стоили либо 7 "мэков", либо "книжку" марок, то есть по три с полтиной у.е. за экземпляр. Зэки назвали их "rolly", от английского слова "to roll" (крутеть-вертеть, или крутить-вертить). Короче, как говорили незабвенные рыночные наперсточники - "кручу-верчу, обмануть хочу".
В благородное дело всеобщей сигаретизации Форт-Фикса шла и туалетная бумага. Вернее - ее упаковка с безумными нежно-голубыми узорами. Хрустящая обертка за милую душу заменяла настоящую папиросную бумагу. Рассматривая заветные цибарки, я в очередной раз убеждался, что население федерального террариума было на редкость неприхотливым и изобретательным.
Зелье посерьезнее, да покруче, да позабористей, да подушистей стоило на порядок дороже. Супертонкий косячок с марихуаной, напоминавший по толщине "цыганскую" иглу, уходил за десять тюремных долларов. Туда набивали травку самого низкого сорта, в американском простонародье именуемую "сommercial". Своеобразный экономкласс, осетрина второй свежести, "коммерческий" уровень. Мальборо обычно травой не забивали..
Далее шли "джойнты", продававшиеся, как минимум, за две "книжки" - 15 тюремных долларов. Их волшебная начинка взращивалась на гидропонике, за что и получила название "hydro".
Первосортная конопля "purple haze" в свободную продажу почти не поступала. Самоткрутки с "пурпурной дымкой", звучащей для меня так же романтично, как и "Герцеговина флор" стоили 20-25 у.е. Такая роскошь местным бичам была не по карману, поэтому "туманы-растуманы" курила только форт-фиксовская номенклатура и приближенные к ней сателлиты. Время от времени я получал приглашения на товарищеские наркоперекуры и сесибоны. Слава богу, но "Тащиться" мне абсолютно не хотелось. Даже бесплатно, на халяву. К тому же дуболомы-дозиметристы из лейтенантского офиса устраивали засады на глотателей колес, самогона или героина с кокаином. Ежедневные ментовские сафари заканчивались отправкой в "дырку" очередной партии любителей прекрасного, даже Мальборо.
Недостатком фрустрации-ажитации я почему-то не страдал. К тому же мой опыт подсказывал, что марафет за решеткой может привести к затяжной паранойе. Тем не менее, мазохисты имели место быть.
Через заднепроходные отверстия особенно рисковых жиганов и их не менее шухерных посетителей в зону поступало "черное" и "белое". Менты от серьезного "стаффа" держались подальше, уступая дорогу зэковским родственникам и друзьям. Мой тюремный сосед по трехэтажному бараку Гэрри Пиджон из далекой Оклахомщины употреблял и то, и другое. Героин с кокаином...
Периодически по телефону и в зашифрованных малявах он посылал сигналы SOS своим братьям-фермерам и маме с папой. Какие именно Гэрри плел им плетушки, я так и не узнал, но результат был явно налицо. Зажиточные и обожавшие своего отпрыска крестьяне не успевали отправлять "несчастному мальчику" денежные переводы.
Вестерн Юнионовские вливания поступали не только на имя Пиджона, но и на нескольких предприимчивых лишенцев. За 10-20% те обналичивали всем желающим деньги с воли по выбору: товаром из "коммисарии", марками или рыбной валютной. Потратить больше трехсот долларов в месяц отдельно взятый федеральный заключенный права не имел. Виват, коммерция!
Длинноносый и вечно бледный молодой разбойник, севши за ограбления банков, сразу же переводил финансово-товарные потоки на поставщиков наркотиков. Две вшивые понюшки "черного" (героина) отпускались за три "книжки", т.е. 20-25 у.е. "Белое" (кокаин) превышал уличную цену раз в десять. Малюсенький пакетик с чудо-порошочком зашкаливал за 120 долларов.
Как ни странно, но Гэрри ни разу не попался. Приняв на грудь, он моментально залезал к себе на верхние нары и забывался в многочасовой летаргии. На поверки он заторможено спускался вниз, а потом также автоматически и замедленно возвращался назад, в гнездо. В "запойные" дни - в выходные и праздники - Пиджон не ел, не умывался и спал в грязной "защитной" униформе. За горчично-серые разводы на постельном белье и сладковатый амбре его презирали. "Лучше бы он пил", - вздыхали сокамерники… Тюремный самогон "хутч" производили коренастые и сверх жадные артельщики из Мексики. Из всё того же Федора Михайловича я с удивлением узнал, что в сибирских каторгах торговцев "вином" (читай - водкой) звали "целовальниками". Наверное, они делали что-то еще… В порядке поощрения клиентов.
Форт-фиксовские целовальники излишним дружелюбием не страдали. Поддержка алкогольной монополии давалась им не легко - в битве за эксклюзив пострадало порядочно кабальерос и мучачос. Безумные мексы дрались не на жизнь, а на смерть даже со своими сородичами по Латинской Америке. Их боялись, с ними старались не связываться.
Мексиканские банды отличались особой кровожадностью и многочисленностью.
Про "подвиги" знаменитой гангстерской команды из Техаса и Калифорнии "MS-13" ходили легенды одна страшнее другой. Мексикосы орудовали не только на свободе, но и за колючей проволокой, включая Форт-Фикс.
На свист в чем-то обиженного соловья-разбойника словно из-под земли возникали обильно татуированные витязи с полуострова Юкатан. Они окружали жертву плотным кольцом и заталкивали ее в ближайший туалет. Сперматозоиды, атакующие яйцеклетку.
Традиционно большинство запланированных разборок и драк проходили в местах общего пользования, то есть в "дальняках" по русской фене. Богатырям из Форт-Фикса требовалась более-менее безлюдная территория, чтобы менты не увидели и свои же не настучали или вмешались. Подобную заботу о ближнем я принимал - в случае ЧП в "дырку" отправлялись все случайные свидетели.
Мой многоопытный друг Лук-Франсуа категорически запрещал мне появляться в оживленном тюремном коридоре в резиновых шлепках. Первые полгода, ему приходилось одергивать своего протеже почти ежедневно: "Put your shoes on!" Пройдя через пенитенциарные огни, воды и медные трубы мой гуру знал, что для туалетных сражений требовалась удобная обувка. В тапочках для душа на победу рассчитывать не приходилось.
Безапелляционный призыв "надеть ботинки" в Кодексе о чести рыцарей Форт-Фикса приравнивался к брошенной в лицо перчатке. Даже медленная и показушная шнуровка обуви служила для устрашения будущего противника. Дуэль, господа! "Вжик, вжик, вжик - уноси готовенького"… Психологическая атака из киноэпопеи "Освобождение"… Как-то раз в дальнем сортире второго этажа я случайно застал подготовку к очередному сражению. Черные и испанские заключенные страстно ненавидели друг друга и время от времени выясняли антагонистические межрасовые отношения при помощи кулаков. Белые зэки сохраняли официальный нейтралитет, но в глубине души презирали и тех, и других. Комплекс малого народа.
Горбоносый Челубей и чернокожий губошлеп Пересвет сидели на корточках в паре метрах друг от друга и не спеша завязывали шнурки на казенных говнодавах. При этом они обменивались грязными англо-испанскими обзывалками, унижающими их гордое мужское самолюбие. Ругань сопровождалась свирепыми взглядами и устрашающей мимикой из мира приматов.
Окружавшие их сородичи поддерживали доблестных "хоум-боев" улюлюканьем восставших смердов из войска крестьянского предводителя Ивана Болотина. Тем не менее болельщики в конфликта не вмешивались - бойцовые петухи почти всегда сражались один на один.
Бум-бум-бум-бум - раздавались звонкие удары кулаков и еще чего-то тяжелого по разгоряченным физиономиям. Дело мастера боится - первая негритянская кровь появилась уже через пару минут. Как только "небо окрасилось багрянцем" (т.е. на полу образовались красные пятна), боксеров растащили по углам.
Мексикос по кличке Примо, означавшей по-испански отнюдь не название сигарет Мальборо, а доброе слово "двоюродный брат", удовлетворенно прошествовал в свою камеру. За ним последовала возбужденная дракой свита. Честь и достоинство целовальника-самогонщика было триумфально защищено. Провинившийся должник получил по заслугам! Всю артподготовку и само сражение я простоял с зажатой в руке зубной щеткой. На вопрос Этнографа-самоучки: "What happened?", post factum выяснились грустные подробности падения черного алкоголика. Душераздирающее зрелище… Вернее - история.
Джордж Смол, он же "Джи Эс" периодически пользовался услугами подпольного винокура Примо. В отличие от малодоступного коньяка или водки, мексиканский самогон был народным напитком Форт-Фикса. Полуторалитровая пластиковая бутыль вонючей жидкости стоила 15 тюремных долларов или 2 "книжки" марок.
Американских зэков травили таким же отвратительным пойлом, как кузьминичны и иванычи - великий русский народ на моей Центрально-Черноземной родине. Форт-фиксовские агдамы и табуретовки гнались из сахара, редких фруктов, джема, хлеба, риса, картошки и дрожжей. Последние, уворованные с кухонного склада, ценились выше благородного злата-серебра. На производство зелья обычно уходило дня три-четыре. О длительной ферментизации, классическом перегоне или благородной выдержке в наших военно-полевых условиях речь и не шла.
Как в том старинном анекдоте про китайцев, которые выкапывали картошку уже на следующий день после посадки: "Оцен кусять хоца".
Так и у нас - огненной воды на всех желающих не хватало, несмотря на "детские" (по моим стандартам) градусы. К тому же жажда быстрых макрелей затмевала глаза хитротрахнутых потомков ацтеков и майя. Хуже евреев, в самом деле… .. Как и законопослушные сограждане на свободе, так и братва за решеткой изо дня в день нарабатывала свою "кредитную историю". После нескольких беспроблемных транзакций (купля-продажа товара и контрабанды "окешивание" денежных переводов, оплата спортинструкторов и дворецких с поварами, пользование местным эскорт-сервисом) потребитель обслуживался в долг. Все зависело от изначальных договоренностей.
Раз в неделю, в пятницу вечером афро-американский алкаш Джи Эс появлялся в камере мексиканского винокура, получал бутыленцию тюремной мадеры и скрывался куда подальше от любопытно-жадно-завистливых глаз. Поначалу бандерлог исправно платил Примо за изжоговызывающий напиток "не отходя от кассы". В результате целовальник расслабил булки и потерял бдительность - по просьбе уважаемого "кастемера" он начал отпускать заветный портвешок в кредит.
Прошел месяц-другой. Долг Джи Эса перевалил за сто долларов, халявный самогон закончился, наступило время расплаты. Однако коварный негритос не спешил на встречу к Примо с пачками макрели и блоками марок. Более того, продолжая кормить самогонщика "завтрами", он тайно переключился на продукцию конкурента из другого отряда. Такой наглости Примо вытерпеть на смог. Поговорив на все готовых соплеменников и обеспечив необходимый тыл, он вызвал злостного неплательщика в туалет на разборки.
Особого выбора у Джи Эса не было - либо драться (и скорее всего быть побитым), либо просить защиты у администрации. Принимая во внимание гангстерское детство-отрочество-юность в трущобах Южного Бронкса, должник с группой поддержки появился на "гнилой стрелке".
А в это самое время ничего не подозревавший Лев Трахтенберг чистил зубы, давил прыщи и выискивал седые волосы. Обычный утренний моцион, "утро аристократа" можно сказать. Ничего не делал, починял примусы, а вдруг такое… Битва при сортире завершилась полным поражением Черной орды. Засунутый в носок замок, которым отважный мексиканский витязь размахивал перед лицом неприятеля, послужил на славу виноводочному делу. Причем получше всяких палиц и секир. Справедливость восторжествовала. Долг списался кровью. Можно было начинать все по новой. До очередного неплательщика и следующих разборок. Замкнутый круг. Жизнь прекрасна и удивительна! Еще раз: гип-гип, ура!!!
… Табачок - хорошо, самогончик - хорошо, а мобильник - лучше. Я б друзьям звонить пошел - пусть меня научат! На самом деле, чтобы заполучить сотовый телефон особых мозгов или связей не требовалось. Как и везде, деньги решали все!
В зависимости от спроса и предложения вшивенькая трубка Motorolla стоила полторы-две штуки. Навороченный телефон-коммуникатор Blackberry уходил за три тысячи. Малюсенькие SIM-карты - электронные устройства с памятью на все номера и историю звонков, продавались за две-три сотни баксов.
Предосторожность не мешала никогда и никому, а уж тем более в тюрьме. Правила пенитенциарной техники безопасности рекомендовали хранить телефонный "мозг" - чип 2 на 2 см отдельно от трубки. В случае провала явки - обыска, ареста и дознания в дуболомовском гестапо, с пустым аппаратом был шанс выйти из воды на половину сухим. Без отправки на строгий режим, но на полгода в местном карцере.
Самое главное, чтобы труба без SIM-карты не была бы найдена в зэковском шкафу! Если инквизиция обнаруживала телефон в местах "общего пользования", теоретически доступных каждому заключенному, доказать принадлежность "аппаратуса" почти не удавалось. Отпечатки пальцев снимались в крайне редких случаях. Почему - если честно - не знаю.
Мобильники прятали в пустых электророзетках, вентиляции, за трубами отопления и уж, конечно, на рабочих местах. Оттуда их периодически похищали свои же братья - архаровцы или изымала ВОХРа во время удачных охот. Как правило, в этом был часто виноват сам владелец телефона.
Запредельное тюремное тщеславие, хвастовство ("я - богаче, а значит лучше тебя") и потеря бдительности приводила к неизбежному расставанию с любимой игрушкой. В силу понятных причин профессиональных воров среди жителей Форт-Фикса хватало с запасом.
Иногда от обилия преступников даже мне становилось не по себе "Тра-та-та в рот" Куда же ты угодил, мил человек? Что ты тут делаешь, Левочка? Как тебя угораздило, братишка?" - задавал я сам себе риторические вопросы, с удивлением и по-паганелевски рассматривая живность из окружавшего меня зоопарка.
Маргинальные гангстеры в таких случаях выражались по-поцанячьи и поконкретнее: I am tired of this shit! ("Я устал от этого дерьма!" ). Как говорили в моем пионерском детстве - два мира, две системы"…
Я приятельствовал с Мартинесом, пуэрто-риканским жиганом из Нью-Йорка. Фразочку про дерьмо он очень уважал. Во всем остальном он был более-менее адекватным, более-менее образованным, более-менее спокойным и более-менее человечным человеком.
Нашим отношениям способствовал "высокий статус" Мартинеса в тюремной иерархии. Мой земеля по-ньюйоркщине трудился секретарем - старшим уборщиком и правой рукой отрядного канцлера Робсона. Многие вопросы общежития братства решала через него.
За определенную мзду в "мэках" или "книжках" Мартинес молвил за просителя словечко у злобного и несговорчивого начальника. Таким образом, у моих соседей появлялись вторые подушки-одеяла, относительно новые стулья, а в особых случаях царские хоромы - двухместные камеры.
Хитроумная рокировка по переводу страждущих из 12-местного гадюшника в привилегированный "риэл истейт" обычно занимала несколько месяцев и стоила в районе пятихатки.
Сначала соискатель эксклюзивной жилплощади уходил на поденщину и становился уборщиком-полотером первого этажа, поближе к офисам отрядного начальства. Саввам Морозовым работать не приходилось - полы блестели стараниями нанятых на шабашку мексов.
Сей отрадный факт - "шик-блеск, в ж.... треск" не замеченным не проходил! Через какое-то время с подачи адъютанта Его Превосходительства, великий и ужасный Робсон переводил ударника труда на новое место жительство. Осуществляются мечты!
Позиция "старшего уборщика" (head orderly) требовала навыков выпускника МГИМО и революционного канатоходца Тибула: умения балансировать между охраной и зэками. Мартинес это дело знал, любил и умел.
По утрам, в поисках беспорядка и утраченных иллюзий, он вместе с Робсоном обходил камеры и помещения отряда 3638. Пока злобный Мамай наводил шорох, мой приятель с каменным лицом и подобострастием челяди собирал выявленную нелегальщину в безразмерные пластиковые мешки. В конце обхода их содержимое вываливалось в огромный синий контейнер в каптерке Мартинеса. А уже оттуда по понедельникам, либо на помойку, либо обратно на тюремным вещевой склад-прачечную.
После четырехчасового общенационального "каунта", активные телодвижения в полицейском отсеке прекращались. Лягавые исправработники расходились по домам, оставляя на хозяйстве лишь дежурных часовых. Именно в это время открывалась дверь в каморки папы Мартинеса. Для избранной и платежеспособной публики со звонкими сольдо в карманах. Буратины отдыхали. Отрядные бугры и атаманы разбойников получали в зад отобранную во время проверки "contraband" - особо жирненькие подушки; лишние книги; перелицованную одежду; дополнительные х/б одеяла; картонки, поддерживающие кроватные сетки; свертки-заначки-заветные торбочки. Правила внутреннего распорядка строго регламентировали содержание железных шифоньеров.
За настоящую нелегальщину - телефоны, Marlboro, алкоголь и продукты с кухни, провинившиеся отправлялись в многомесячный карцер right away. На остальное людоед Робсон иногда закрывал глаза и не выписывал штраф: "possession of unauthorized items", грозивший меньшими карами - лишением телефона, ларька и свиданий.
Если нам везло и канцлер пребывал в хорошем настроении ("жена дала", - судачили зэки), то дело оборачивалось простой конфискацией. Излишки беспощадно изымались, как при коммунистической продразверстке. В этот самый момент на выручку разоренных кулаков и приходил двуликий Мартинес.
Камрадам и соотечественникам пуэрториканец возвращал запрещенку бесплатно. Остальным приходилось хоть слегка, но раскошеливаться.
Я не платил ничего. Слуга двух господ уважал во мне тюремного летописца - баяна и соответственно - карбонария. К тому же, узнав, что я был "современным рабовладельцем", Мартинес уже несколько раз заводил со мной разговор о поставке живого товара в соседнюю Доминиканскую Республику. "Russian womans" ( с неправильным окончанием во множественном числе) требовались в танцевальное ревю его богатого кузена в "главный стриптиз клуб" Санто-Доминго. Подобные бизнес-предложения ("приезжайте к нам на Колыму") я получал с завидной регулярностью. Зэкам очень хотелось казаться важнее, солиднее и деловитее, чем на самом деле. "Спасибо, лучше вы к нам", - бывший работорговец вежливо отказывался от очередного заманчивого проекта с участием российских "гоу-гоу" гёрлз. В такие игры я наигрался надолго (написать слово "навсегда" рука не поднималась)… Мама, шучу-шучу…
Скоро сказка сказывается, да не скоро ментовское дело делается… Два года пронеслись как гуси-лебеди, но поймали с поличным добра молодца… Потерял он страх перед Робсоном, схлопотал Мартын наказание… Отобрали у него мобильник сотовый, посадили в темницу х….у.
Остапа понесло.
Ситуацию усугубила злополучная SIM-карта со всеми телефонными контактами моего приятеля. Уверовавший в свою несокрушимость и хорошо знавший методику обысков, Мартинес допустил непростительную ошибку.
Тонюсенькая труба - "лезвие", новинка и апофеоз сотовой связи, бы оставлена на самом видном месте в шкафу-локере. К тому же мерзкий электронный чип по-предательски сохранил в своей памяти коллекцию интимных фотографий пуэрториканца, снятых в тюремном ватер клозете. Автопорнуха отсылалась подружкам по переписке и по перезвонке. Короче - компромат более чем внушительный во всех смыслах.
Обычно Мартинес прятал свой телефон в разрезанной подошве старых кроссовок, которые "небрежно" хранил в дальнем углу рундука. Большинство "нычек" и "хавырок" были давно раскушены форт-фиксовскими ищейками - владеть контрабандой становилось все труднее и труднее.
На моих глазах абсолютно все товары в "коммиссарии" начали продаваться в прозрачных упаковках, баночках и коробках. Спрятать нелегальщину в просвечивающих пачках с кофе или в контейнере с детской присыпкой не удавалось почти никому. За пользование сотовым телефоном Федеральное Бюро наказывало от всей души. Пацаны получали "штраф" самой высокой, "сотой" категории. К ней также относились драки, с отягчающими последствиями, нападение на охранников и участие в бунтах. Мобильник приравнивался к "приспособлениям для побега". Wow!!!
Несмотря на сверхстрогое наказание - лишение "визитов", телефона и магазина на годы, а также перевод на строгий режим и в исключительных случаях - новый срок, торговля "связью с миром" не прекращалась. И не прекратится в обозримом будущем.
Запретный плод сладок. Поэтому на месте тюремного начальства я бы уже давно отменил нелепый 300-минутынй лимит на звонки из телефон-автоматов. Плюс разрешил бы пользоваться электронной почтой (пусть даже и подцензурной). И срочно ввел бы Интернет (платный и ограниченный фильтрами). Америка все-таки…
Остапа понесло во второй раз.
Вплотную к коммуникационной контрабанде и перепрыгивая через алкоголь с Marlboro, примыкала другая хай-тек запрещенка: компактные видеопроигрыватели. На них зэки смотрели порнуху.
Сексуально озабоченным бакланам, вконец озверевшим от беспредметно-неодушевленного онанизма, требовался свежий визуальный ряд. На обычные порножурналы (тоже, кстати, контрабандные и запрещенные) у моих соседей уже не стояло. К тому же, от долго сидения за решеткой у многих отбивало память и они понемногу забывали, как выглядит шевелящаяся обнаженная женщина.
Для остроты сексуальных впечатлений обеспеченные ветераны Форт-Фикса приобретали DVD плееры в единоличное пользование. Случалось, что два-три половых гиганта "соображали на троих" и заказывали "туалетный кинотеатр" вскладчину. Полторы тыщи баксов мог потянуть далеко не каждый. А хотелось-то почти всем!
Сопутствующие товары - диски с видеоразвратом арестанты закупали за сто "мэков" штука. Порножурналы, стоившие на улице 10-15 долларов, в Форт-Фиксе уходили по 150-200.
Вложенные в печатное слово средства быстро отбивались. Обладатели спецлитературы сдавали заклеенные для сохранности скотч-тейпом номера в рент. Некоторые порнодельцы накапливали в своих мини-библиотеках по десятку "крутых" журналов. Час проката заветной книжицы доступно оценивался в пару "мэков". Было бы желание…
Работая над пенитенциарной "Жизнью животных", я все время пытался понять, что является основной движущей силой заключенного. Хлеб (столовая, "коммиссария"), зрелища (телевизоры, спортигры) или сводящий с ума половой инстинкт? В ходе многочисленных экспериментов над подопытными тварями и самим собой новоявленный Брэм подтвердил смелую гипотезу. Однозначно и бесповоротно выходило, что секс - всему голова! Даже в тюрьме… Особенно в тюрьме… С мыслью о сексе зэк засыпал, с мыслью о сексе зэк просыпался. Вокруг этого солнца все и крутилось. Контрабандный товар включительно.
Во время очередного гормонального взрыва, я шел на разбитую беговую дорожку сублимировать и самоистязаться. Сделав положенные 2,5 мили и успокоив (вернее, прибив) желания, мне приходила на память одна из изысканных песенок Вертинского. Два приятеля пьют "простой шотландский виски" и элегично вспоминают о былых победах. Все в прошлом… Будучи стопроцентным Близнецом, я как всегда противоречил сам себе. С одной стороны, занимаясь активной физической культурой и распрощавшись с подлыми привычками, Лев Маратович Трахтенберг ничтоже сумящеся готовил себя к будущим сексуальным победам. Как принц Гарри - к престолонаследию Соединенного Королевства.
С другой стороны, хотелось, чтобы всяческие "ненужные" желания (во всяком случае - на время заключения) меня бы оставили. "Покой и воля", nothing else…
Фрейдист № 24972-050 сформулировал очередную нехитрую аксиому: "В условиях заключения либидо есть дело деструктивное, тайное и взрывоопасное". Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.
Вот если бы нам разрешили многодневные "ночные" свидания как в "Вокзале на двоих" или в Голландии с Чехией… И необязательно только с женами. "Проститутку заказывали?" А как насчет "лямур де труа?" Остапа понесло в третий раз. Скорее - сорвало крышу.
Требовалась срочная лоботомия.
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий